Название: Коготь Мунина
Автор: ✪ team steve
Бета: ✪ team steve
Пейринг/Персонажи: Стив, Баки
Размер: 3705
Жанр: экшен, AU
Рейтинг: PG
Тема: 12. Uprising
Краткое содержание: В пропасть они падают вместе.
– Руку давай! – орет Стив, повиснув на зазубренном краю пролома в стене вагона.
Баки тянется к руке, почти хватается за нее, а потом вдруг дергается, смотрит мимо, и по его круглым глазам Стив успевает понять, что зря оставил сбитого с ног солдата Гидры за спиной.
Протянутая рука Баки тает в синей вспышке, он страшно кричит, и Стив, рванувшись вперед, вцепляется в его куртку, чувствуя, как смертельным холодом обдает спину вскользь прошедший луч.
– Я тебя держу, Бак! Держу...
В пропасть они падают вместе.
Стив знает, какой разной бывает боль. Пока был слаб, он изучил почти все ее виды, тело помнит об этом даже после того, как сыворотка сделала кости крепче, мышцы плотнее и до небес задрала болевой порог.
Он лежит в подтаявшем красном снегу, пробив собой плотный наст и утонув почти на метр. Ног он не чувствует и не видит – может, их занесло снегом, а может, их и нет вовсе, как нет ничего ниже лопаток... Выше, кажется, просто не осталось ни одной целой кости.
Под ладонями холодно, скользко и колко, разбитый наст режет руки, пока он шарит вокруг себя, полуослепший, почти оглохший от свиста ветра и от крика.
Он кричал.
Баки кричал рядом.
Господи, Баки.
Баки отыскивается чуть поодаль – как и Стив, проломив наст, полулежит в снежной яме, запрокинув голову. И выглядит так, точно вся кровь, которой залит снег, принадлежит ему. Но, с трудом подобравшись ближе и уронив неподъемную голову ему на грудь, Стив слышит редкие, неуверенные толчки. Тогда он валится обратно на снег и смотрит наверх – туда, где должна проходить железная дорога и маячить край ущелья, где Дуган и остальные, наверное, уже остановили поезд и разобрались с Золой. Но видит только падающий снег – все гуще и гуще, громадные, как под Рождество, белые хлопья летят в лицо, залепляя глаза, рот и нос, холодные, легкие.
Все будет хорошо, Баки, думает Стив, не в состоянии издать ни звука сорванным горлом. Все будет...
И теряет сознание.
Телу кажется, что оно умирает. Тело выбрасывает его из беспамятства, безуспешно пытаясь заставить подняться. Не выходит даже пошевелиться. И все-таки он движется – медленно, неуклюже, его волокут по снегу, совсем рядом отмеряют шаг высокие грубые сапоги, кто-то проваливается выше колена, но кто – не разглядеть, все теряется в мутной пелене перед глазами, кроме черных сапог. Дуган? Джонс? Монти?..
Шаг. Еще. Время растягивается и плывет, как мир перед расфокусированным взглядом, лишь изредка короткими вспышками высвечивая разрозненные, незнакомые силуэты. Снег продолжает падать, такой густой, что можно захлебнуться.
Стив и правда захлебывается хрипом и стоном от мысли – куда-то уносят его одного, как же Баки, где Баки, он только что был здесь... Панический рывок отнимает последние силы, и он снова проваливается в забытье, холодное, белое и плотное, как снежное покрывало.
Тело живо.
Стив ощущает, как ломит каждую наживо сросшуюся кость; ощущает боль в ногах, к которым вернулась чувствительность после того, как восстановился перебитый позвоночник. Ощущает тяжесть стягивающих плечи, грудь, руки и ноги ремней.
Красный Череп склоняется над ним – мутное багровое пятно сквозь слипшиеся веки. Голос рождает странное глуховатое эхо, заставляя представить просторное пустое помещение с толстыми стенами. Подземный бункер. Подвал. Лаборатория...
– Капитан Америка! Какая встреча.
Его собеседник бормочет что-то, слов не разобрать.
– Эти двое стоили мне Золы, – бросает тот в ответ. – Но учитывая все обстоятельства, обмен более чем равноценный. Приведите их в порядок, доктор. Теперь это ваша вотчина.
– Герр Шмидт, – откашливается безымянный доктор, и Стив ловит страх в его голосе, страх и неуверенность. – Как быть со вторым? Он нефункционален. Опыты доктора Золы...
– Опыты доктора Золы были в финальной стадии, – отвечает Шмидт, и Стив холодеет, понимая, о ком они говорят. – Они оба понадобятся мне после того, как вы завершите главный эксперимент. Лучших подопытных не мог бы предоставить вам даже я сам. Если получится с ними – получится с кем угодно. Коготь Мунина уже у вас, так что действуйте.
– Слушаюсь, герр Шмидт...
Красное пятно снова зависает перед глазами, и голос раздается у самого уха, тихий, торжествующий:
– Вас не стоит разделять, капитан, верно? Вы же горы свернете, чтобы найти своего друга. И пока он здесь, вы нас не покинете.
Стив дергается в путах в попытке освободиться, но слышит только негромкий смешок и:
– Приступайте, доктор.
Стив сжимает зубы. Баки, думает он. Баки. Оставят в живых, пока Стив нужен Шмидту. А значит – он должен держаться как можно дольше. Баки держался, напоминает он себе, готовясь к пыткам, экспериментам, к чему угодно, готовясь увидеть орудия экзекуции, встретиться со всем, что бы ни пришло в голову подонкам Гидры.
Он не готов к тому, что пытка начнется изнутри.
Солнечные лучи скользят по истертому паркету, высвечивая на полу квадрат окна. Шевелятся занавески. С кухни плывет одуряющий запах – мама печет пирог.
Полотно воспоминания трещит и рвется, как изношенная рубашка. Стив не успевает опомниться, не успевает уцепиться сознанием за исчезающий образ, цвет, свет, запах – нить за нитью истлевает, оставляя по себе белое ничто.
У него нет матери.
Из горла рвется вой – ощущение потери затапливает разум; он не сумел, не удержал, не уберег!
Что?
У него украли что-то важное, внутри разрастается пустота, от которой хочется выть, орать, рваться снова и снова, не жалея сил, выламывая уже сросшиеся было кости и суставы; трещат бесчисленные фиксаторы и...
Карандаш с тихим шорохом скользит по бумаге – уже последние штрихи, Баки вертится на трехногом стуле, молчит, чтоб не раздражать, но улыбается все хитрее, и Стив знает, что он спросит. Скоро уже? Он позирует только для набросков – терпения не хватает даже на легкую акварель. А так – все готово. Стив ставит дату и подпись.
У него нет имени.
Полный боли почти звериный рык раздается за стеной, совсем рядом, и реальность дрожит, дробится от этого звука, белая пустота расходится над головой, на время прекращая его пожирать. И он цепляется за этот звук как за единственное, что способно разогнать наползающий туман, в котором одно за другим тают лица, имена и даты, события и места – жизнь, прошлое, настоящее. Кто бы ни мучился сейчас вместе с ним, рядом с ним – этот кто-то держит его на плаву до тех пор, пока пустота не выпускает когти. Когда голову охватывает слепящей, раскаленной болью, сквозь собственный вопль он слышит второй такой же.
Им сообщают два набора позывных. Он вглядывается в чужое лицо – незнакомое и настороженное. Чужой хмуро смотрит в ответ. Твой сержант, говорят ему. Ты его капитан. Их всего двое – не подразделение, насмешка. Но так сказано – значит, так нужно.
Он не знает, откуда берется эта уверенность. Без вопросов, без объяснений. Обращаясь к себе самому в попытке понять, он натыкается на белую тишину беспамятства и мысленно отдергивается от нее. Сержант протягивает ему правую руку, и что-то беспокойное поднимается внутри, щекочет горло невысказанным вопросом: вместо левой руки у сержанта блестит металл. Протез двигается как живой, плечо едва заметно опущено под его тяжестью. Проследив взгляд, сержант приподнимает бровь: проблемы?
Проблем нет. Позывные просты, сержант умен и отлично подготовлен, а после им достаточно услышать сигнал к началу спарринга и сойтись друг против друга в ограниченном пространстве ринга. Он не помнит, откуда у него навыки рукопашного боя, не знает, сколько раз ему доводилось драться, но едва ли он когда-либо делал это с таким удовольствием. Сержант чувствует его тактику, держит удар, атакует уверенно, но осторожно, вкладывая ровно столько силы, сколько требуется, и особенно бережен с левой рукой, которой – наверняка – способен убить. Когда бой кончается, он снова протягивает ладонь: проверку свой-чужой проходят оба.
Свой.
Своих теперь не так много, все умещаются в пределах военной базы, в лабиринтах подвальных этажей, где хватает места и на казармы, и на госпиталь, и на лаборатории. Командование появляется редко, чаще приказ передают вместе с инструкцией. Капитан и сержант живут ради великой цели, лучшего будущего, прогресса и процветания. Миру предстоит измениться по воле гидры, и сперва его нужно очистить - капитан и сержант делают это, следуя приказам. Кто-то же должен..
Они учатся работать в паре: драться, выслеживать, прикрывать друг друга, – но как будто уже умеют это, всегда умели. Получая от командования новое задание, они без специальных инструкций знают, где чье место. В отличие от капитана, предпочитающего драться врукопашную, сержант – знаток оружия и великолепный снайпер, капитан не устает удивляться тому, как ему повезло с напарником. Привычная, расписанная по часам жизнь состоит из боевых заданий, подготовки, нескольких часов в сутки на еду и сон и регулярного приема лекарств. Что это, спрашивает капитан, неужели они больны, разве они работали бы так хорошо, будь с ними что-то не так. Сержант молча подставляет правое плечо, и он не раздумывая делает то же самое. Безликий и безымянный доктор, один из дюжины почти постоянно живущих в подвале, скупо улыбается ему, пока он не падает на койку, отключаясь на полуслове.
Пока они спят, время сжимается в точку между двумя заданиями.
Их цели редко замечают, что становятся мишенью для сержанта. Безуспешно пытаются спастись бегством или вступить в переговоры при виде капитана, ищут его взгляд над маской, скрывающей лицо. И иногда – сопротивляются.
Маргарет Картер – женщина, застрелившая Иоганна Шмидта, – становится первой целью, которая оказывает по-настоящему серьезное сопротивление.
Они преследуют ее, выслеживают и загоняют в угол, капитан держит в уме инструкции от нового командования – убрать как можно быстрее и надежнее. Надежнее всего выстрел в упор, шутит сержант, и кислый привкус этой шутки не дает капитану покоя, когда сержант наконец достигает цели. Ей некуда деваться – капитан видит, как они сближаются, в руке сержанта поблескивает нож, путей отхода нет, она сама привела их в пустынное и безлюдное место, где убрать ее будет просто, а искать будут долго.
Он видит, как она поворачивается лицом, как поднимает руку с пистолетом, хотя за время погони они уверились в том, что она безоружна, – и стреляет: почти в упор. И сержант падает.
Капитан бросается на нее, выбивая пистолет, и она безнадежно слабее него в рукопашной, но так хочет жить, что ее хватает почти на полминуты. Этого достаточно, чтобы ударить его растопыренными пальцами по глазам, сбивая маску, и отпрыгнуть, снова хватаясь за оружие. Когда он вскакивает на ноги, ему в грудь уже нацелен ствол.
А потом Маргарет Картер поднимает изумленный взгляд, и пистолет, едва не оставивший его без сержанта, снова выпадает из ее пальцев.
– Стив?.. – произносит она голосом, севшим до шепота. – Стив!..
Он не спрашивает ее, кто такой, черт возьми, Стив. У него за плечом, серый от потери крови, тяжело дышит сержант. Остальное ему неинтересно.
Маргарет Картер умирает очень быстро. Он подбирает ее оружие и хватает сержанта, заставляя опереться на себя.
Пуля, пробившая броню солдата Гидры, задерживает сержанта в госпитале на неделю. Капитана к нему не пускают, и он бестолково мечется от спальни до спортзала по пустой казарме – слишком просторной, слишком тихой. Надо стабилизироваться, надо попросить транквилизатор. Пока новые цели не определены, он бесполезен; без живого, целого и невредимого сержанта рядом – он бесполезен двойне.
Он не просит ничего. Вместо этого он думает о Маргарет Картер, назвавшей его чьим-то именем.
У него нет имени. У него есть номер и позывные, оружие и напарник, задание и цель, он – голова Гидры, такая же, как сержант, как другие: отсеки одну – вырастут две. И это правильно, это знание он носит в себе, оберегая от сомнений, с тех самых пор, как Гидра спасла их обоих, открыла им глаза, дала смысл жить и существовать, дали цель и друг друга.
Но Маргарет Картер увидела его лицо и назвала имя, как если бы знала его в другой жизни. Как если бы у него могла быть другая жизнь. Это невозможно, невероятно, неправильно – то, как исказилось ее лицо. На врагов так не смотрят – значит ли это, что они не были врагами, хотя она знала его?
Некоторые из их с сержантом заданий включали в себя ликвидацию перебежчиков, примкнувших к врагам Гидры. Была ли Маргарет Картер одной из них? И если так, почему этого не было в досье, которое они получили перед вылетом?
У капитана болит голова; он делает последний круг по казарме – бегом по лестницам, от спальни мимо душевых и оружейных, через столовую, тир и спортзал, вдоль запертых лабораторий, едва не уступает соблазну спуститься еще на ярус – в госпиталь, хотя знает, что не пустят.
Он так взвинчен, что и эта простая предосторожность кажется неправильной. Они работают в связке. Где один – там и второй. Этому их учили, это вбито в подкорке, это первая мысль, приходящая на ум, данность, исходная точка. Так почему навещать раненого запрещено?
Вопросы – и особенно их внезапно возросшее количество – доводят его до исступления. Их никогда не было столько, а если были, ответ находился сам собой, очевидный, исчерпывающий, не оставляющий желания спрашивать еще раз. Почему они носят маски? Герр Шмидт тоже носил маску, пока Гидра была недостаточно сильна. Мир не готов принять их такими, каковы они есть. В мире слишком много грязи, от которой надо избавиться, а чистильщику нужна маска.
Стоило ее сорвать, как чертова Маргарет Картер позвала его – Стив.
Сержант выходит из госпиталя за три дня до нового вылета. Новая цель – здание научного института в Аризоне. Причина ликвидации указана слишком размыто, и это почти заставляет померкнуть радость от встречи с сержантом. По окончании миссии у него по-прежнему полно вопросов, и что-то подсказывает, что задать их он сможет нескоро. Возможно, их некому задавать – ни командиру, ни безымянным докторам, ни механикам, занимающимся рукой сержанта. Разговаривать с целями запрещено под угрозой серьезного наказания.
Насколько оно серьезно, первым, однако, узнает именно сержант.
– Пожалуйста, – плачет цель. Присцилла Хоулетт, двадцать два года, темные волосы. Девятый месяц беременности. Доставить живой – желательно. Доставить плод – обязательно. – Пожалуйста, не трогайте меня...
– Зачем ты им, – спрашивает ее капитан, пока сержант достает нож. Ее трясет. – Зачем ты им?
– Не трогайте меня!
Как и сержант, капитан читал досье. Присцилла Хоулетт не человек, а результат эксперимента. Как они. Ее просто нужно вернуть назад – или ее часть, если она не дастся живой. Но глядя на нее, он видит не себя, а беременную женщину. Часть мира, который Гидра должна беречь и защищать, делать лучше и направлять в будущее.
– Я сделаю все быстро, – мягко обещает сержант.
Присцилла Хоулетт затылком разбивает капитану лицо и рвется из его рук с такой силой, что выворачивает себе запястья. Кровь заливает глаза, сержант зло кричит что-то, а потом кричит она.
Группа сопровождения, которую высылают за ними в северную глушь, не называет ребенка иначе как "груз". Груз принимают из рук сержанта и укладывают в колыбель, похожую на железный гроб. Сержант нервно косится на груз, и капитан украдкой касается его плеча, прося взять себя в руки. Цели иногда защищаются, иногда нет. Иногда они плачут.
Ни одну цель они так не убивали.
Насколько может судить капитан, на сержанта доносит именно кто-то из команды сопровождения. Кто-то, кто сидел рядом в вертушке и видел, как его ломало. Его забирают прямо из душевой, где они смывают с себя грязь и кровь, делают инъекцию и уводят будто бы для отчета. Капитан ждет его полтора часа, почти спокойный после дозы транквилизатора, а потом слышит надсадный крик с нижнего яруса подвала. Оттуда, где тот незадолго до задания провалялся неделю раненый.
Он высаживает дверь и врывается в лабораторный коридор, не помня себя. Вопль сержанта отдается в мозгу болью, как если бы кричал, срывая голос, он сам. Как будто он и кричит сейчас, и кричал когда-то давно, точно так же, точно от того же.
Сержант лежит без сознания в кресле, зафиксированный ремнями и креплениями, лоб перехвачен тугим ободом, тянущимся от подголовника, и острый темно-металлический стержень вжимается ему в лоб над переносицей.
Коготь Мунина.
Капитан каменеет лицом. Название всплывает в памяти без усилий, мгновенно утихает пульсирующая боль в голове. Он едва замечает, как шарахается прочь от кресла невзрачный безымянный доктор – то ли тот же самый, что в прошлый раз был здесь, то ли другой.
– Что вы здесь делаете, капитан, – лепечет он, это должен быть вопрос, но он слишком напуган. Сделав над собой усилие, капитан придает лицу спокойное выражение.
– Он кричал, – отвечает он ровно. – Я беспокоился.
– Процедура уже закончена. Сейчас он придет в себя. Сообщите ему позывные.
– Что?
– Процедура, – осмелев, повторяет доктор. – Обнуление. Ликвидация последствий запрещенной коммуникации с целью. Сообщите ему позывные.
Сержант выслушивает позывные, глядя в одну точку – прямо перед собой. По его лбу и вискам градом течет пот, когда капитан помогает ему подняться и отводит в душ. Сержант ничего не помнит о последнем задании, и о предыдущем, и о том, что было до него…
– А меня? – спрашивает его капитан, внутренне леденея от того, что может услышать.
Но сержант улыбается. У него в глазах – белая мгла, пустота, чистый лист. Глядя на него, капитан дает себе обещание узнать, что в ней. И за себя, и за сержанта.
Имя цели – Говард Старк. Фотография в досье ничего не говорит им, но имя кажется капитану знакомым. Он беззвучно проговаривает его вслух, думая, не слышал ли от командиров, но снова упирается в белую мглу в сознании. Это раздражает.
Говард Старк – задание-катастрофа. Он живуч, как кошка, и опасен почти так же, как они двое. Он уходит от них трижды, прежде чем они получают разрешение на проникновение в его дом и строжайшую, подробнейшую инструкцию на все возможные случаи.
То, что происходит на самом деле, не может предусмотреть ни одна инструкция.
Капитан останавливает на середине шага, едва отойдя от открытого окна кабинета на первом этаже, и смотрит на стену над письменным столом, чувствуя, как нарастает, становясь почти оглушительным, шум в голове.
С огромного плаката на стене на него смотрит сержант. Он стоит за спиной высокого человека в синем костюме со звездой на груди, а рядом…
– Ее звали Пегги, – мертвым голосом произносит сержант слева от него. – Она хотела потанцевать с тобой.
Музыка звучит в ушах – несколько простых созвучий, на верхних нотах угадывается мелодия. Красное платье плотно облегает грудь и бедра, темные волосы лежат на плечах. Где-то на периферии вразнобой стучит и звенит посуда.
"Чего же мы ждем?" – "Своего партнера".
"Стив! – шепчет Пегги, роняя пистолет. – Стив..."
Сержант хватает его под локоть, не давая осесть на пол.
– Будь осторожен, Старк, – глухо звучит в трубке на том конца провода. – Если разведка не врет, на тебя спустили Зимних Солдат. Сам понимаешь, какие у тебя теперь шансы.
Он показывается в дверях с телефонным аппаратом подмышкой, с трубкой у уха, смотрит под ноги и потому не сразу видит их двоих, застывших у стола, прямо под занимающим полстены плакатом. И застывает сам.
– Говард, ты слышишь меня? Будь осторо...
Телефон остается у него в руках. Он обводит взглядом сержанта и обнаженный нож в его руке, и задерживается на капитане, смотрит пристально и внимательно, и... спокойно, слишком спокойно для цели.
Они пришли в его дом, чтобы убить его.
– Добрый вечер, – говорит он. – Выпьете?
Собственный голос подчиняется капитану с трудом.
– Меня зовут, – хрипло произносит он и делает паузу, думая, правильно ли он поступает, разговаривая с целью.
Все это может оказаться ловушкой, подделкой, враньем, вокруг слишком много лжи, и он уже запутался в ее уровнях – двойное дно, тройное, разведка и контрразведка, и где-то в центре этого всего – он и сержант, ни разу до недавнего времени не задававшиеся вопросом о том, как они стали собой...
Или не-собой. Чтобы выяснить это, придется рискнуть. Придется подстегнуть себя, перебарывая, пересиливая нарастающую головную боль, которая возникает всякий раз, стоит ему задуматься.
– Стив, – заканчивает он и сжимает зубы, терпя.
Говард Старк вздрагивает. Маска, понимает капитан, маска заглушает речь, искажает тембр, и даже если они знакомы, он не будет узнан, пока не снимет ее.
Сержант избавляется от маски первым, и первым оказывается вознагражден.
– Барнс! – выдыхает Старк.
Барнс, повторяет капитан. Стив. Барнс. Целых два имени, когда недавно не было ни одного. Барнс. Короткое слово кажется знакомым, известным, близким, как близко ему все в сержанте. Выходит, это и правда его имя. Или нет? Нет, оно должно быть другим. Тоже короткое, чем-то созвучное, Барнс, Барнс, в голове шумит все громче, он мотает головой, и перед глазами вспыхивают искры. Барнс.
– Черт меня подери, – продолжает Старк ошеломленно. – Баки Барнс. Но тогда...
Баки.
Капитан срывает маску и отшвыривает прочь, жест выходит резким, и Старк вскидывается, выставляя телефон перед собой, как щит. Какое знакомое движение, мелькает в мозгу, и одна мысль тянет за собой остальные – много, слишком много всего, щит, Говард Старк, Капитан Америка, лабораторная крыса, цирковая обезьянка, сто седьмой пехотный полк, Пегги, десант, фабрика, сержант три-два-пять-пять-семь Барнс...
– Баки, – вырывается у него, и сержант тут же оказывается рядом. Бледный, растерянный, привычно подставляет плечо. Должно быть, они сейчас выглядят одинаково.
– Зимние Солдаты, – качает головой Говард. – Неуловимые убийцы Гидры, страшный сон. Ну надо же, черт... Не знаю, как вы, а я должен выпить. Хотя ты вроде не пьянеешь, Роджерс?
Роджерс – это фамилия, это отец и мать, это дом в Бруклине, где на окнах висят видавшие виды занавески, это росчерк в углу каждого наброска рядом с прилежно указанной датой, это указание напротив безжалостно яркого красного штампа "не годен" в листе медосмотров...
Роджерс. Еще одна такая вспышка – и он точно свалится с ног. Но это больше его не остановит. Чувствуя это, сержант – Баки – подталкивает его к хозяйскому креслу.
– Говори, – просит он Говарда. – Говори с нами.
– Как вы выжили? Хотя подождите, сам догадаюсь. Еще один сюрприз от сыворотки. Барнс, ты-то как... А, господи. Неужели Зола все-таки довел ее до ума?
Взгляд Баки на секунду мутнеет, и Стиву кажется, что он сейчас отключится. Но тот тут же встряхивается и отвечает мрачным кивком.
– Еще в сорок третьем. В первом плену.
Их второй плен еще не закончился, напоминает себе Стив. Память похожа на решето, белая пустошь все еще куда обширнее, чем то, что доступно взгляду и слуху. Что-то в мозгу до сих пор взывает к выполнению задания, всякий раз, как Говард поворачивается боком, прохаживаясь по кабинету, теряет их из поля зрения, подставляет спину, все можно сделать быстро, они еще могут уйти незамеченными, сдать оружие, отчитаться...
Он впивается ногтями в ладони, затыкая назойливый голос.
– Говард, – зовет он. – Помоги нам. Ты знаешь, что такое Коготь Мунина?
Коготь Мунина – еще одна из тех легенд, которые коллекционировал Красный Череп, намереваясь поставить себе на службу. Но если прочие артефакты в его магическом арсенале обладали силой оружия или могли им стать, то Коготь был и бесполезнее, и опаснее всего остального. Учитывая свойства, которые ему приписывали, главным его достоинством было то, что его не существует.
– Как и тессеракта, – напоминает Стив, и Старк кивает.
– Не знаю, что заставило Шмидта искать его, кроме, конечно, его бзика на мифологии всех подряд частей света. Знаешь, Гидра, сокровища Одина… Коготь Мунина известен еще и как Ключ Мнемозины и способен контролировать память и мысли, вплоть до мельчайших деталей воспоминаний. И чтобы побороть его, нужно не оружие, а воля более сильная, чем его собственная. Древний кусок черт знает чего, наделенный волей, – Говард дергает плечом. – Как подумаешь – жуть берет. Больше мне ничего неизвестно, я инженер, а не…
– Большего и не нужно, – хмыкает Баки. – Сами можем рассказать. Из первых рук.
– Что хочешь делать, Стив? – спрашивает Говард после паузы, во время которой Стив находит и сжимает в своей руку Баки – наконец-то именно Баки, ласковое прозвище приходит на память само, неся за собой теплый сонм воспоминаний, детских и взрослых, – и чувствует ответное пожатие.
Он старается не думать о том, что было бы, окажись они разделены; не вспоминать, что они натворили вдвоем, куда труднее. Многого уже не изменить, но это не значит, что не стоит пытаться.
– Исправить то, что можно, – отвечает Стив уверенно. – Гидре рубят головы, она отращивает новые. Посмотрим, что будет, если с ней разделаться изнутри.
Автор: ✪ team steve
Бета: ✪ team steve
Пейринг/Персонажи: Стив, Баки
Размер: 3705
Жанр: экшен, AU
Рейтинг: PG
Тема: 12. Uprising
Краткое содержание: В пропасть они падают вместе.
– Руку давай! – орет Стив, повиснув на зазубренном краю пролома в стене вагона.Баки тянется к руке, почти хватается за нее, а потом вдруг дергается, смотрит мимо, и по его круглым глазам Стив успевает понять, что зря оставил сбитого с ног солдата Гидры за спиной.
Протянутая рука Баки тает в синей вспышке, он страшно кричит, и Стив, рванувшись вперед, вцепляется в его куртку, чувствуя, как смертельным холодом обдает спину вскользь прошедший луч.
– Я тебя держу, Бак! Держу...
В пропасть они падают вместе.
Стив знает, какой разной бывает боль. Пока был слаб, он изучил почти все ее виды, тело помнит об этом даже после того, как сыворотка сделала кости крепче, мышцы плотнее и до небес задрала болевой порог.
Он лежит в подтаявшем красном снегу, пробив собой плотный наст и утонув почти на метр. Ног он не чувствует и не видит – может, их занесло снегом, а может, их и нет вовсе, как нет ничего ниже лопаток... Выше, кажется, просто не осталось ни одной целой кости.
Под ладонями холодно, скользко и колко, разбитый наст режет руки, пока он шарит вокруг себя, полуослепший, почти оглохший от свиста ветра и от крика.
Он кричал.
Баки кричал рядом.
Господи, Баки.
Баки отыскивается чуть поодаль – как и Стив, проломив наст, полулежит в снежной яме, запрокинув голову. И выглядит так, точно вся кровь, которой залит снег, принадлежит ему. Но, с трудом подобравшись ближе и уронив неподъемную голову ему на грудь, Стив слышит редкие, неуверенные толчки. Тогда он валится обратно на снег и смотрит наверх – туда, где должна проходить железная дорога и маячить край ущелья, где Дуган и остальные, наверное, уже остановили поезд и разобрались с Золой. Но видит только падающий снег – все гуще и гуще, громадные, как под Рождество, белые хлопья летят в лицо, залепляя глаза, рот и нос, холодные, легкие.
Все будет хорошо, Баки, думает Стив, не в состоянии издать ни звука сорванным горлом. Все будет...
И теряет сознание.
Телу кажется, что оно умирает. Тело выбрасывает его из беспамятства, безуспешно пытаясь заставить подняться. Не выходит даже пошевелиться. И все-таки он движется – медленно, неуклюже, его волокут по снегу, совсем рядом отмеряют шаг высокие грубые сапоги, кто-то проваливается выше колена, но кто – не разглядеть, все теряется в мутной пелене перед глазами, кроме черных сапог. Дуган? Джонс? Монти?..
Шаг. Еще. Время растягивается и плывет, как мир перед расфокусированным взглядом, лишь изредка короткими вспышками высвечивая разрозненные, незнакомые силуэты. Снег продолжает падать, такой густой, что можно захлебнуться.
Стив и правда захлебывается хрипом и стоном от мысли – куда-то уносят его одного, как же Баки, где Баки, он только что был здесь... Панический рывок отнимает последние силы, и он снова проваливается в забытье, холодное, белое и плотное, как снежное покрывало.
Тело живо.
Стив ощущает, как ломит каждую наживо сросшуюся кость; ощущает боль в ногах, к которым вернулась чувствительность после того, как восстановился перебитый позвоночник. Ощущает тяжесть стягивающих плечи, грудь, руки и ноги ремней.
Красный Череп склоняется над ним – мутное багровое пятно сквозь слипшиеся веки. Голос рождает странное глуховатое эхо, заставляя представить просторное пустое помещение с толстыми стенами. Подземный бункер. Подвал. Лаборатория...
– Капитан Америка! Какая встреча.
Его собеседник бормочет что-то, слов не разобрать.
– Эти двое стоили мне Золы, – бросает тот в ответ. – Но учитывая все обстоятельства, обмен более чем равноценный. Приведите их в порядок, доктор. Теперь это ваша вотчина.
– Герр Шмидт, – откашливается безымянный доктор, и Стив ловит страх в его голосе, страх и неуверенность. – Как быть со вторым? Он нефункционален. Опыты доктора Золы...
– Опыты доктора Золы были в финальной стадии, – отвечает Шмидт, и Стив холодеет, понимая, о ком они говорят. – Они оба понадобятся мне после того, как вы завершите главный эксперимент. Лучших подопытных не мог бы предоставить вам даже я сам. Если получится с ними – получится с кем угодно. Коготь Мунина уже у вас, так что действуйте.
– Слушаюсь, герр Шмидт...
Красное пятно снова зависает перед глазами, и голос раздается у самого уха, тихий, торжествующий:
– Вас не стоит разделять, капитан, верно? Вы же горы свернете, чтобы найти своего друга. И пока он здесь, вы нас не покинете.
Стив дергается в путах в попытке освободиться, но слышит только негромкий смешок и:
– Приступайте, доктор.
Стив сжимает зубы. Баки, думает он. Баки. Оставят в живых, пока Стив нужен Шмидту. А значит – он должен держаться как можно дольше. Баки держался, напоминает он себе, готовясь к пыткам, экспериментам, к чему угодно, готовясь увидеть орудия экзекуции, встретиться со всем, что бы ни пришло в голову подонкам Гидры.
Он не готов к тому, что пытка начнется изнутри.
Солнечные лучи скользят по истертому паркету, высвечивая на полу квадрат окна. Шевелятся занавески. С кухни плывет одуряющий запах – мама печет пирог.
Полотно воспоминания трещит и рвется, как изношенная рубашка. Стив не успевает опомниться, не успевает уцепиться сознанием за исчезающий образ, цвет, свет, запах – нить за нитью истлевает, оставляя по себе белое ничто.
У него нет матери.
Из горла рвется вой – ощущение потери затапливает разум; он не сумел, не удержал, не уберег!
Что?
У него украли что-то важное, внутри разрастается пустота, от которой хочется выть, орать, рваться снова и снова, не жалея сил, выламывая уже сросшиеся было кости и суставы; трещат бесчисленные фиксаторы и...
Карандаш с тихим шорохом скользит по бумаге – уже последние штрихи, Баки вертится на трехногом стуле, молчит, чтоб не раздражать, но улыбается все хитрее, и Стив знает, что он спросит. Скоро уже? Он позирует только для набросков – терпения не хватает даже на легкую акварель. А так – все готово. Стив ставит дату и подпись.
У него нет имени.
Полный боли почти звериный рык раздается за стеной, совсем рядом, и реальность дрожит, дробится от этого звука, белая пустота расходится над головой, на время прекращая его пожирать. И он цепляется за этот звук как за единственное, что способно разогнать наползающий туман, в котором одно за другим тают лица, имена и даты, события и места – жизнь, прошлое, настоящее. Кто бы ни мучился сейчас вместе с ним, рядом с ним – этот кто-то держит его на плаву до тех пор, пока пустота не выпускает когти. Когда голову охватывает слепящей, раскаленной болью, сквозь собственный вопль он слышит второй такой же.
Им сообщают два набора позывных. Он вглядывается в чужое лицо – незнакомое и настороженное. Чужой хмуро смотрит в ответ. Твой сержант, говорят ему. Ты его капитан. Их всего двое – не подразделение, насмешка. Но так сказано – значит, так нужно.
Он не знает, откуда берется эта уверенность. Без вопросов, без объяснений. Обращаясь к себе самому в попытке понять, он натыкается на белую тишину беспамятства и мысленно отдергивается от нее. Сержант протягивает ему правую руку, и что-то беспокойное поднимается внутри, щекочет горло невысказанным вопросом: вместо левой руки у сержанта блестит металл. Протез двигается как живой, плечо едва заметно опущено под его тяжестью. Проследив взгляд, сержант приподнимает бровь: проблемы?
Проблем нет. Позывные просты, сержант умен и отлично подготовлен, а после им достаточно услышать сигнал к началу спарринга и сойтись друг против друга в ограниченном пространстве ринга. Он не помнит, откуда у него навыки рукопашного боя, не знает, сколько раз ему доводилось драться, но едва ли он когда-либо делал это с таким удовольствием. Сержант чувствует его тактику, держит удар, атакует уверенно, но осторожно, вкладывая ровно столько силы, сколько требуется, и особенно бережен с левой рукой, которой – наверняка – способен убить. Когда бой кончается, он снова протягивает ладонь: проверку свой-чужой проходят оба.
Свой.
Своих теперь не так много, все умещаются в пределах военной базы, в лабиринтах подвальных этажей, где хватает места и на казармы, и на госпиталь, и на лаборатории. Командование появляется редко, чаще приказ передают вместе с инструкцией. Капитан и сержант живут ради великой цели, лучшего будущего, прогресса и процветания. Миру предстоит измениться по воле гидры, и сперва его нужно очистить - капитан и сержант делают это, следуя приказам. Кто-то же должен..
Они учатся работать в паре: драться, выслеживать, прикрывать друг друга, – но как будто уже умеют это, всегда умели. Получая от командования новое задание, они без специальных инструкций знают, где чье место. В отличие от капитана, предпочитающего драться врукопашную, сержант – знаток оружия и великолепный снайпер, капитан не устает удивляться тому, как ему повезло с напарником. Привычная, расписанная по часам жизнь состоит из боевых заданий, подготовки, нескольких часов в сутки на еду и сон и регулярного приема лекарств. Что это, спрашивает капитан, неужели они больны, разве они работали бы так хорошо, будь с ними что-то не так. Сержант молча подставляет правое плечо, и он не раздумывая делает то же самое. Безликий и безымянный доктор, один из дюжины почти постоянно живущих в подвале, скупо улыбается ему, пока он не падает на койку, отключаясь на полуслове.
Пока они спят, время сжимается в точку между двумя заданиями.
Их цели редко замечают, что становятся мишенью для сержанта. Безуспешно пытаются спастись бегством или вступить в переговоры при виде капитана, ищут его взгляд над маской, скрывающей лицо. И иногда – сопротивляются.
Маргарет Картер – женщина, застрелившая Иоганна Шмидта, – становится первой целью, которая оказывает по-настоящему серьезное сопротивление.
Они преследуют ее, выслеживают и загоняют в угол, капитан держит в уме инструкции от нового командования – убрать как можно быстрее и надежнее. Надежнее всего выстрел в упор, шутит сержант, и кислый привкус этой шутки не дает капитану покоя, когда сержант наконец достигает цели. Ей некуда деваться – капитан видит, как они сближаются, в руке сержанта поблескивает нож, путей отхода нет, она сама привела их в пустынное и безлюдное место, где убрать ее будет просто, а искать будут долго.
Он видит, как она поворачивается лицом, как поднимает руку с пистолетом, хотя за время погони они уверились в том, что она безоружна, – и стреляет: почти в упор. И сержант падает.
Капитан бросается на нее, выбивая пистолет, и она безнадежно слабее него в рукопашной, но так хочет жить, что ее хватает почти на полминуты. Этого достаточно, чтобы ударить его растопыренными пальцами по глазам, сбивая маску, и отпрыгнуть, снова хватаясь за оружие. Когда он вскакивает на ноги, ему в грудь уже нацелен ствол.
А потом Маргарет Картер поднимает изумленный взгляд, и пистолет, едва не оставивший его без сержанта, снова выпадает из ее пальцев.
– Стив?.. – произносит она голосом, севшим до шепота. – Стив!..
Он не спрашивает ее, кто такой, черт возьми, Стив. У него за плечом, серый от потери крови, тяжело дышит сержант. Остальное ему неинтересно.
Маргарет Картер умирает очень быстро. Он подбирает ее оружие и хватает сержанта, заставляя опереться на себя.
Пуля, пробившая броню солдата Гидры, задерживает сержанта в госпитале на неделю. Капитана к нему не пускают, и он бестолково мечется от спальни до спортзала по пустой казарме – слишком просторной, слишком тихой. Надо стабилизироваться, надо попросить транквилизатор. Пока новые цели не определены, он бесполезен; без живого, целого и невредимого сержанта рядом – он бесполезен двойне.
Он не просит ничего. Вместо этого он думает о Маргарет Картер, назвавшей его чьим-то именем.
У него нет имени. У него есть номер и позывные, оружие и напарник, задание и цель, он – голова Гидры, такая же, как сержант, как другие: отсеки одну – вырастут две. И это правильно, это знание он носит в себе, оберегая от сомнений, с тех самых пор, как Гидра спасла их обоих, открыла им глаза, дала смысл жить и существовать, дали цель и друг друга.
Но Маргарет Картер увидела его лицо и назвала имя, как если бы знала его в другой жизни. Как если бы у него могла быть другая жизнь. Это невозможно, невероятно, неправильно – то, как исказилось ее лицо. На врагов так не смотрят – значит ли это, что они не были врагами, хотя она знала его?
Некоторые из их с сержантом заданий включали в себя ликвидацию перебежчиков, примкнувших к врагам Гидры. Была ли Маргарет Картер одной из них? И если так, почему этого не было в досье, которое они получили перед вылетом?
У капитана болит голова; он делает последний круг по казарме – бегом по лестницам, от спальни мимо душевых и оружейных, через столовую, тир и спортзал, вдоль запертых лабораторий, едва не уступает соблазну спуститься еще на ярус – в госпиталь, хотя знает, что не пустят.
Он так взвинчен, что и эта простая предосторожность кажется неправильной. Они работают в связке. Где один – там и второй. Этому их учили, это вбито в подкорке, это первая мысль, приходящая на ум, данность, исходная точка. Так почему навещать раненого запрещено?
Вопросы – и особенно их внезапно возросшее количество – доводят его до исступления. Их никогда не было столько, а если были, ответ находился сам собой, очевидный, исчерпывающий, не оставляющий желания спрашивать еще раз. Почему они носят маски? Герр Шмидт тоже носил маску, пока Гидра была недостаточно сильна. Мир не готов принять их такими, каковы они есть. В мире слишком много грязи, от которой надо избавиться, а чистильщику нужна маска.
Стоило ее сорвать, как чертова Маргарет Картер позвала его – Стив.
Сержант выходит из госпиталя за три дня до нового вылета. Новая цель – здание научного института в Аризоне. Причина ликвидации указана слишком размыто, и это почти заставляет померкнуть радость от встречи с сержантом. По окончании миссии у него по-прежнему полно вопросов, и что-то подсказывает, что задать их он сможет нескоро. Возможно, их некому задавать – ни командиру, ни безымянным докторам, ни механикам, занимающимся рукой сержанта. Разговаривать с целями запрещено под угрозой серьезного наказания.
Насколько оно серьезно, первым, однако, узнает именно сержант.
– Пожалуйста, – плачет цель. Присцилла Хоулетт, двадцать два года, темные волосы. Девятый месяц беременности. Доставить живой – желательно. Доставить плод – обязательно. – Пожалуйста, не трогайте меня...
– Зачем ты им, – спрашивает ее капитан, пока сержант достает нож. Ее трясет. – Зачем ты им?
– Не трогайте меня!
Как и сержант, капитан читал досье. Присцилла Хоулетт не человек, а результат эксперимента. Как они. Ее просто нужно вернуть назад – или ее часть, если она не дастся живой. Но глядя на нее, он видит не себя, а беременную женщину. Часть мира, который Гидра должна беречь и защищать, делать лучше и направлять в будущее.
– Я сделаю все быстро, – мягко обещает сержант.
Присцилла Хоулетт затылком разбивает капитану лицо и рвется из его рук с такой силой, что выворачивает себе запястья. Кровь заливает глаза, сержант зло кричит что-то, а потом кричит она.
Группа сопровождения, которую высылают за ними в северную глушь, не называет ребенка иначе как "груз". Груз принимают из рук сержанта и укладывают в колыбель, похожую на железный гроб. Сержант нервно косится на груз, и капитан украдкой касается его плеча, прося взять себя в руки. Цели иногда защищаются, иногда нет. Иногда они плачут.
Ни одну цель они так не убивали.
Насколько может судить капитан, на сержанта доносит именно кто-то из команды сопровождения. Кто-то, кто сидел рядом в вертушке и видел, как его ломало. Его забирают прямо из душевой, где они смывают с себя грязь и кровь, делают инъекцию и уводят будто бы для отчета. Капитан ждет его полтора часа, почти спокойный после дозы транквилизатора, а потом слышит надсадный крик с нижнего яруса подвала. Оттуда, где тот незадолго до задания провалялся неделю раненый.
Он высаживает дверь и врывается в лабораторный коридор, не помня себя. Вопль сержанта отдается в мозгу болью, как если бы кричал, срывая голос, он сам. Как будто он и кричит сейчас, и кричал когда-то давно, точно так же, точно от того же.
Сержант лежит без сознания в кресле, зафиксированный ремнями и креплениями, лоб перехвачен тугим ободом, тянущимся от подголовника, и острый темно-металлический стержень вжимается ему в лоб над переносицей.
Коготь Мунина.
Капитан каменеет лицом. Название всплывает в памяти без усилий, мгновенно утихает пульсирующая боль в голове. Он едва замечает, как шарахается прочь от кресла невзрачный безымянный доктор – то ли тот же самый, что в прошлый раз был здесь, то ли другой.
– Что вы здесь делаете, капитан, – лепечет он, это должен быть вопрос, но он слишком напуган. Сделав над собой усилие, капитан придает лицу спокойное выражение.
– Он кричал, – отвечает он ровно. – Я беспокоился.
– Процедура уже закончена. Сейчас он придет в себя. Сообщите ему позывные.
– Что?
– Процедура, – осмелев, повторяет доктор. – Обнуление. Ликвидация последствий запрещенной коммуникации с целью. Сообщите ему позывные.
Сержант выслушивает позывные, глядя в одну точку – прямо перед собой. По его лбу и вискам градом течет пот, когда капитан помогает ему подняться и отводит в душ. Сержант ничего не помнит о последнем задании, и о предыдущем, и о том, что было до него…
– А меня? – спрашивает его капитан, внутренне леденея от того, что может услышать.
Но сержант улыбается. У него в глазах – белая мгла, пустота, чистый лист. Глядя на него, капитан дает себе обещание узнать, что в ней. И за себя, и за сержанта.
Имя цели – Говард Старк. Фотография в досье ничего не говорит им, но имя кажется капитану знакомым. Он беззвучно проговаривает его вслух, думая, не слышал ли от командиров, но снова упирается в белую мглу в сознании. Это раздражает.
Говард Старк – задание-катастрофа. Он живуч, как кошка, и опасен почти так же, как они двое. Он уходит от них трижды, прежде чем они получают разрешение на проникновение в его дом и строжайшую, подробнейшую инструкцию на все возможные случаи.
То, что происходит на самом деле, не может предусмотреть ни одна инструкция.
Капитан останавливает на середине шага, едва отойдя от открытого окна кабинета на первом этаже, и смотрит на стену над письменным столом, чувствуя, как нарастает, становясь почти оглушительным, шум в голове.
С огромного плаката на стене на него смотрит сержант. Он стоит за спиной высокого человека в синем костюме со звездой на груди, а рядом…
– Ее звали Пегги, – мертвым голосом произносит сержант слева от него. – Она хотела потанцевать с тобой.
Музыка звучит в ушах – несколько простых созвучий, на верхних нотах угадывается мелодия. Красное платье плотно облегает грудь и бедра, темные волосы лежат на плечах. Где-то на периферии вразнобой стучит и звенит посуда.
"Чего же мы ждем?" – "Своего партнера".
"Стив! – шепчет Пегги, роняя пистолет. – Стив..."
Сержант хватает его под локоть, не давая осесть на пол.
– Будь осторожен, Старк, – глухо звучит в трубке на том конца провода. – Если разведка не врет, на тебя спустили Зимних Солдат. Сам понимаешь, какие у тебя теперь шансы.
Он показывается в дверях с телефонным аппаратом подмышкой, с трубкой у уха, смотрит под ноги и потому не сразу видит их двоих, застывших у стола, прямо под занимающим полстены плакатом. И застывает сам.
– Говард, ты слышишь меня? Будь осторо...
Телефон остается у него в руках. Он обводит взглядом сержанта и обнаженный нож в его руке, и задерживается на капитане, смотрит пристально и внимательно, и... спокойно, слишком спокойно для цели.
Они пришли в его дом, чтобы убить его.
– Добрый вечер, – говорит он. – Выпьете?
Собственный голос подчиняется капитану с трудом.
– Меня зовут, – хрипло произносит он и делает паузу, думая, правильно ли он поступает, разговаривая с целью.
Все это может оказаться ловушкой, подделкой, враньем, вокруг слишком много лжи, и он уже запутался в ее уровнях – двойное дно, тройное, разведка и контрразведка, и где-то в центре этого всего – он и сержант, ни разу до недавнего времени не задававшиеся вопросом о том, как они стали собой...
Или не-собой. Чтобы выяснить это, придется рискнуть. Придется подстегнуть себя, перебарывая, пересиливая нарастающую головную боль, которая возникает всякий раз, стоит ему задуматься.
– Стив, – заканчивает он и сжимает зубы, терпя.
Говард Старк вздрагивает. Маска, понимает капитан, маска заглушает речь, искажает тембр, и даже если они знакомы, он не будет узнан, пока не снимет ее.
Сержант избавляется от маски первым, и первым оказывается вознагражден.
– Барнс! – выдыхает Старк.
Барнс, повторяет капитан. Стив. Барнс. Целых два имени, когда недавно не было ни одного. Барнс. Короткое слово кажется знакомым, известным, близким, как близко ему все в сержанте. Выходит, это и правда его имя. Или нет? Нет, оно должно быть другим. Тоже короткое, чем-то созвучное, Барнс, Барнс, в голове шумит все громче, он мотает головой, и перед глазами вспыхивают искры. Барнс.
– Черт меня подери, – продолжает Старк ошеломленно. – Баки Барнс. Но тогда...
Баки.
Капитан срывает маску и отшвыривает прочь, жест выходит резким, и Старк вскидывается, выставляя телефон перед собой, как щит. Какое знакомое движение, мелькает в мозгу, и одна мысль тянет за собой остальные – много, слишком много всего, щит, Говард Старк, Капитан Америка, лабораторная крыса, цирковая обезьянка, сто седьмой пехотный полк, Пегги, десант, фабрика, сержант три-два-пять-пять-семь Барнс...
– Баки, – вырывается у него, и сержант тут же оказывается рядом. Бледный, растерянный, привычно подставляет плечо. Должно быть, они сейчас выглядят одинаково.
– Зимние Солдаты, – качает головой Говард. – Неуловимые убийцы Гидры, страшный сон. Ну надо же, черт... Не знаю, как вы, а я должен выпить. Хотя ты вроде не пьянеешь, Роджерс?
Роджерс – это фамилия, это отец и мать, это дом в Бруклине, где на окнах висят видавшие виды занавески, это росчерк в углу каждого наброска рядом с прилежно указанной датой, это указание напротив безжалостно яркого красного штампа "не годен" в листе медосмотров...
Роджерс. Еще одна такая вспышка – и он точно свалится с ног. Но это больше его не остановит. Чувствуя это, сержант – Баки – подталкивает его к хозяйскому креслу.
– Говори, – просит он Говарда. – Говори с нами.
– Как вы выжили? Хотя подождите, сам догадаюсь. Еще один сюрприз от сыворотки. Барнс, ты-то как... А, господи. Неужели Зола все-таки довел ее до ума?
Взгляд Баки на секунду мутнеет, и Стиву кажется, что он сейчас отключится. Но тот тут же встряхивается и отвечает мрачным кивком.
– Еще в сорок третьем. В первом плену.
Их второй плен еще не закончился, напоминает себе Стив. Память похожа на решето, белая пустошь все еще куда обширнее, чем то, что доступно взгляду и слуху. Что-то в мозгу до сих пор взывает к выполнению задания, всякий раз, как Говард поворачивается боком, прохаживаясь по кабинету, теряет их из поля зрения, подставляет спину, все можно сделать быстро, они еще могут уйти незамеченными, сдать оружие, отчитаться...
Он впивается ногтями в ладони, затыкая назойливый голос.
– Говард, – зовет он. – Помоги нам. Ты знаешь, что такое Коготь Мунина?
Коготь Мунина – еще одна из тех легенд, которые коллекционировал Красный Череп, намереваясь поставить себе на службу. Но если прочие артефакты в его магическом арсенале обладали силой оружия или могли им стать, то Коготь был и бесполезнее, и опаснее всего остального. Учитывая свойства, которые ему приписывали, главным его достоинством было то, что его не существует.
– Как и тессеракта, – напоминает Стив, и Старк кивает.
– Не знаю, что заставило Шмидта искать его, кроме, конечно, его бзика на мифологии всех подряд частей света. Знаешь, Гидра, сокровища Одина… Коготь Мунина известен еще и как Ключ Мнемозины и способен контролировать память и мысли, вплоть до мельчайших деталей воспоминаний. И чтобы побороть его, нужно не оружие, а воля более сильная, чем его собственная. Древний кусок черт знает чего, наделенный волей, – Говард дергает плечом. – Как подумаешь – жуть берет. Больше мне ничего неизвестно, я инженер, а не…
– Большего и не нужно, – хмыкает Баки. – Сами можем рассказать. Из первых рук.
– Что хочешь делать, Стив? – спрашивает Говард после паузы, во время которой Стив находит и сжимает в своей руку Баки – наконец-то именно Баки, ласковое прозвище приходит на память само, неся за собой теплый сонм воспоминаний, детских и взрослых, – и чувствует ответное пожатие.
Он старается не думать о том, что было бы, окажись они разделены; не вспоминать, что они натворили вдвоем, куда труднее. Многого уже не изменить, но это не значит, что не стоит пытаться.
– Исправить то, что можно, – отвечает Стив уверенно. – Гидре рубят головы, она отращивает новые. Посмотрим, что будет, если с ней разделаться изнутри.
@темы: текст, Стив Роджерс, Баки Барнс
-
-
02.07.2014 в 00:19Автор, вы волшебник!
Стив и Баки падают вместе. Вместе становятся солдатами Гидры, забывают всё - но помнят друг друга. Не мозгом - чувствами, интуитивно, мышечной памятью, отголосками, которые не вытравить никаким током.
Как тонко вы вписали Пегги, которая успевает одним словом и взглядом пустить трещину в стене, отделяющей сознательное от неосознанного, и процесс уже не остановить.
А ребенок! И Баки, которого ломает после того, что он делает собственноручно. И первое обнуление, когда почти кажется, что всё потеряно - но
Сержант ничего не помнит о последнем задании, и о предыдущем, и о том, что было до него…
– А меня? – спрашивает его капитан, внутренне леденея от того, что может услышать.
Но сержант улыбается.
Говард совершенно замечательный, и всё у них получится, и Гидру раздавят изнутри.
Спасибо вам за совершенно замечательный текст!
-
-
02.07.2014 в 12:51-
-
02.07.2014 в 12:56-
-
02.07.2014 в 17:13– А меня? – спрашивает его капитан, внутренне леденея от того, что может услышать.
Но сержант улыбается.
Автор, спасибо, это было офигенно!
-
-
02.07.2014 в 19:20Упали вместе и вспомнили вместе, жалко Пегги, но Говард, я боялась, что убьют Говарда и будет совсем тлен, но нет. Автор прекрасный текст, читала и не могла удержаться, периодически в реале хлопала в ладоши.
-
-
05.07.2014 в 03:31-
-
06.07.2014 в 17:47mishgan-repa, вам спасибо! автор любит всех троих
Рысик,
Волкер Кресс, где один, там и второй... ))) спасибо!
Шерлоки Холмс, люблю Говарда, очень хотелось оставить его в живых )) спасибо! рада, что вам зашло
КЁШ ПЕРЕДАСТ,
-
-
08.07.2014 в 00:29-
-
10.09.2014 в 20:04-
-
10.09.2014 в 20:45Alushka*, вам спасибо!
-
-
06.10.2014 в 17:35ой, как же классно.
Просите, не знаю толком, что прокомментировать. Очень понравилось!
-
-
06.10.2014 в 18:28спасибо! рада, что вам нравится
-
-
21.11.2015 в 21:45-
-
21.11.2015 в 23:01-
-
19.02.2024 в 18:20eroscenu.ru/?page=21622
eroscenu.ru/?page=4213
eroscenu.ru/?page=7025
eroscenu.ru/?page=24149
eroscenu.ru/?page=6427
eroscenu.ru/?page=20433
eroscenu.ru/?page=12532
eroscenu.ru/?page=40858
eroscenu.ru/?page=21561
eroscenu.ru/?page=32491
eroscenu.ru/?page=47104
eroscenu.ru/?page=46790
eroscenu.ru/?page=24931
eroscenu.ru/?page=9650
eroscenu.ru/?page=43170
eroscenu.ru/?page=22193
eroscenu.ru/?page=45800
eroscenu.ru/?page=25792
eroscenu.ru/?page=45529
eroscenu.ru/?page=5446
музыкальные ссылки рекомендованные ссылки рекомендованные ссылки нужные ссылки кинематографические ссылки модные ссылки технологические ссылки полезные ссылки эксклюзивные ссылки эксклюзивные ссылки 54e7103